Бронзовая птица - Страница 38

К оглавлению

38

– Веселенькая история! – заметил Генка, протягивая руку к животу в том месте, где, по его предположениям, был желудок.

– Затем, – продолжал Славка, – короли опять начали спекулировать алмазом. Санси продал его английскому королю Якову Второму, Яков Второй – французскому королю Людовику Четырнадцатому, потом он попал к Людовику Пятнадцатому. В общем, его долго перепродавали, пока наконец, в 1835 году, Павел Демидов не купил его для Николая Первого… Вот какая история…

Мальчики помолчали. Потом Миша сказал:

– Ты, конечно, провел серьезное исследование. Но какое это имеет отношение к усадьбе?

– А то, что одна из дочерей Демидова вышла замуж за Карагаева.

– Ну и что?

– Может быть, алмаз Санси вместе с приданым перешел к графу Карагаеву.

– Но ведь Демидов отдал алмаз Николаю Первому?

– Он мог ему отдать поддельный. Ведь все там было построено на жульничестве.

Генка свистнул:

– Наверно… Попробуй надуй Николая Первого с его Бенкендорфом.

– Видишь ли, Славка, – сказал Миша, – конечно, трудно предполагать, что алмаз попал к графу. Но допустим даже, что это так. Что же из этого?

– Как – что? – обиделся Славка. – Возможно, как раз его и ищут. Ведь все говорят, что здесь всегда искали клады. Может быть, и сейчас ищут.

– Может быть, – согласился Миша. – Но это только подтверждает, что мы должны идти в лес. Этот ли алмаз или что-нибудь другое, но факт, что ищут. А когда ищут драгоценности, то и убивают друг друга. А нам важно узнать, кто убил Кузьмина, и тем самым оправдать Николая.

– Разве я возражаю? Я только указываю на то, что именно ищут.

– Вот и хорошо, – заключил Миша. – Значит, сегодня ночью мы пойдем в лес.

Глава 39
Костер

Сегодня ночью они пойдут в лес, на Голыгинскую гать. Конечно, от ребят этого не скроешь. Но все понимали, что это не просто тайна: если лодочник проведает, что мальчики отправились на гать, то он может их проследить, а потом в лесу и убить. Он и его парни на это способны. Убили же они Кузьмина.

У всех ребят на лицах было то серьезное, таинственное и даже несколько торжественное выражение, которое бывает перед всяким важным, а тем более опасным предприятием. Все вели себя как нельзя лучше и всячески старались угодить Мише и Генке – кто знает, в каком виде они вернутся и вернутся ли вообще. Мише так надоели эти жалостливые взгляды, что он ушел на реку, на то место, где любил сидеть вечерами и смотреть на пламенеющий за дальними горами закат.

К тому же у Миши была еще одна тайна, маленькая тайна, принадлежащая только ему одному: он сочинял стихотворение.

Раньше Миша никогда не сочинял стихов. Это занятие казалось ему несерьезным. Другое дело, когда стихи пишут настоящие поэты: Пушкин, Лермонтов, Некрасов… Или современные поэты: Маяковский, Безыменский… Это поэзия. А то, что сочиняют ребята, не более как рифмованные слова. И плохо рифмованные. К школьным поэтам Миша всегда относился иронически. Конечно, если стихи пишут для стенгазеты, к какой-нибудь знаменательной дате, это куда ни шло – без стихов нет и стенгазеты. Частушки для «Синей блузы» тоже нужны – критика недостатков получается острее. Но вот стихи из-за «настроений» Миша терпеть не мог, как не мог терпеть и сами эти «настроения»…

«Настроения» бывали обычно у мальчиков морально неустойчивых, далеких от общественной жизни. Впрочем, случались «настроения» и у комсомольцев, хотя и реже. «Настроения» заключались в том, что парень ходит грустный, скучный, как в воду опущенный. На все он смотрит скептически, все ему кажется мелким, ничтожным, неинтересным. Да и сама жизнь представляется ему совершенно ненужной. Говорит он философскими изречениями: «жизнь коротка и неинтересна», «все пройдет», «все повторяется», «если уж жить, то от жизни надо брать все». В общем, несет вздор. Как правило, такой «упадочник» говорит об одиночестве, о том, что никто его не понимает и никогда не поймет, и читает при этом упадочные стихи. Да и сам сочиняет упадочные стихи – о загадочном мире, о бренности жизни и прочее в таком духе…

Директор школы Алексей Иванович сказал как-то на педсовете, что «настроения» – неизбежный спутник переходного возраста. Конечно, Алексей Иванович человек умный, опытный педагог, но все же некоторые понятия у него старомодные. При чем здесь переходный возраст? И что это за переходный возраст? Возраст как возраст. Миша был твердо убежден, что «настроения» есть не более как проявление моральной неустойчивости. Отсюда и сочинение упадочных стихов. Как только кто начинает сочинять стихи, значит, у него непременно начались «настроения».

И вдруг, совершенно неожиданно для себя, Миша сам начал сочинять стихи. Вернее, он сочинил одно стихотворение. И то не до конца. Он никак не мог подобрать рифмы к двум последним строчкам. Конечно, не упадочное стихотворение, а настоящее революционное. Оно зародилось в те часы, когда он сидел на берегу Утчи вечером, смотрел на пламенеющий за дальними горами закат и вспоминал маленькую железнодорожную станцию, удаляющиеся огоньки поезда, эшелон красноармейцев, Полевого и большой плакат, на котором был нарисован рабочий, разбивающий тяжелым молотом цепи, опутывающие земной шар…

Неожиданно возникла рифма: «шар земной – рабочий молодой», потом другая: «мосты – бойцы»… И в результате почти двухнедельного труда появилось стихотворение, несовершенство которого Миша сознавал, но которое все же ему очень нравилось. И он надеялся со временем подобрать последние две строчки. Вот это стихотворение.


Пока живы, не забудем
Все, что видели тогда:
Эшелон на бой уходит
За Республику Труда.
Широко раскрыты двери,
И толпой стоят в дверях
Бойцы в разорванных шинелях
И в стоптанных сапогах.
И, опутанный цепями,
Пламенеет шар земной,
И молотом тяжелым цепи рубит
Рабочий молодой.
Хоть крут подъем и взорваны дороги
И падают убитые бойцы,
Мы рельсы выложим, нарежем шпалы,
Туннели вырубим и наведем мосты.
Борьба лишь начата, и нам передан молот,
Цепями все еще опутан шар земной…
. . .
38